Алексей Сурков - Южный Урал, № 2—3
— Возможно, что правильно, надо еще подсчитать, посоветоваться с инженерами.
Захаров энергично встал.
— Я, товарищ Батиев, каждую цифру на деле проверил.
— Проверил… А с бригадой не говорил. Как же ты бороться будешь за свой график? Ты — коммунист, и должен думать не только о том, чтобы самому хорошо работать, но и о других.
— Это правильно, — сказал Захаров, — мое упущение.
— Вот давай вместе и побеседуем с ребятами да начальника цеха пригласим. А потом — за дело. Начинай, а за тобой и другие пойдут.
— Хорошо. Завтра и соберемся. Спокойной ночи.
Захаров ушел, но Батиев долго еще ходил по кабинету, потом подошел к стене, на которой висела диаграмма, показывающая рост скоростных плавок. Он смотрел на аккуратно вычерченные кривые, и ему казалось, что вовсе не обыкновенная линия нарисована здесь, а тропинка в гору. И вот на эту тропинку вышел Захаров. Какой он коренастый, крепкий, сильный! Его только подбодрить надо, поддержать, и он уверенно вперед пойдет и других за собой поведет. Пройдет еще несколько месяцев, и по всей стране узнают имя Захарова.
…Из цеха Батиев ушел, наполненный чувством радости и счастья, словно провел он несколько часов на народном торжестве. И действительно, это был праздник, торжество труда. А Захаров?! Как он увлекся и загорелся плавкой, как глубоко чувствует то замечательное новое, что каждодневно рождается на его глазах! Надо поднять этого 23-летнего светловолосого парня и показать всему народу: вот он — богатырь труда! За ним пойдут десятки новых людей, которых увлечет захаровская любовь к труду, творческая смелость его дерзания и сила его убеждений. Ничего, что он еще молод и за плечами нет и десяти лет работы. Партия — отличный мастер, она выплавляет у этих молодых парней характер и волю, которые крепче любой стали.
ИСКАТЕЛИ НОВОГО
Стоял октябрь. Из-за гор все чаще и чаще набегали холодные ветры, подхватывали клубы дыма и газа, перемешивали их и носили по городу. Казалось, что ветры эти хотят помешать людям, пытаются охладить огонь их сердец. Но осеннее увядание природы не коснулось людей. Наоборот, праздничной радостью веяло кругом: народ готовился к великому торжеству — годовщине Октября и по хорошей традиции стремился отметить его подарками и победами. Радостные вести шли из цехов, комбинат набирал темпы. Предоктябрьская борьба за первенство в социалистическом соревновании развертывалась все шире, и каждый час приносил вести о производственных победах.
Главный инженер комбината Константин Иванович Бурцев с большой радостью воспринимал это горячее дыхание жизни. Он большую часть времени бывал в цехах, часто беседовал с рабочими, мастерами, инженерами.
Увлеченный повседневными делами, Бурцев считал, что все идет наилучшим образом, и приходил в заводоуправление возбужденный, в прекрасном настроении, и рассказывал директору комбината о росте успехов.
Носов, однако, очень сдержанно выслушивал его и неизменно спрашивал:
— А что, на домнах, не жалуются?
— Да что вы, Григорий Иванович, доменщики в самой боевой форме, Орлов там чудеса творит, Савичев, Шатилин следом за ним идут. Только вот…
— Что?
Бурцеву показалось, что вопрос Носова прозвучал тревожно.
— Да ничего особенного. Борисов жаловался на качество руды. Печи расстраиваются.
— Вот это самая неприятная весть, Константин Иванович, очень грустная весть. Мы несколько увлеклись сегодняшними делами, радуемся успехам наших людей, а мы обязаны смотреть в завтрашний день и думать о том, что будет у нас по крайней мере через год, два, а то и больше. С рудой дела у нас складываются весьма неблагоприятно.
— Это верно. Анализ руд весьма неприятный.
— Вот видите… Это очень серьезная угроза, очень.
Анализы руд показывали, что забои вплотную подошли к границам массового выхода сернистых руд, которые без специальной обработки непригодны для выплавки чугуна. Окисленных доменных руд в забоях становилось все меньше, а мобильные запасы отсутствовали. Сернистые (сульфидные) руды создавали тяжелые условия для работы доменщиков. У самого начала металлургического конвейера могли произойти серьезные неприятности.
— Нам надо бросить все силы на скорейшее окончание первой очереди фабрик по обработке сернистых руд и агломерации. Это — наша центральная задача сегодня. Нам с вами особенно нельзя успокаиваться, должность не позволяет, — улыбается Носов. — А вот еще один проект.
Носов взял со стола сверток чертежей и схем и развернул его перед Бурцевым. Главный инженер долго и внимательно изучал чертежи, потом спокойно свернул их.
— Прошу вас, — сказал Носов, — ознакомиться с этим проектом подробнее и дать свое заключение. Дело, не терпящее отлагательства. Идет зима — нельзя оставлять транспорт в теперешнем состоянии. Опять снежные заносы, опять потухшие паровозы, размороженные колонки. Домны без руды, коксовые батареи без угля. Довольно! Так больше не должно быть и не будет!
Бурцев вопросительно посмотрел на Носова.
— Надо электрифицировать внутризаводской транспорт.
— Электровозы?
— Да, электровозы. Будем электрифицировать собственными силами. К зиме надо пустить первые электропоезда на самых ответственных участках.
Магнитогорский комбинат работает без промежуточных складов, при громадных масштабах производства и непрерывных перевозках сырья, жидкого металла, готовой продукции, технологических отходов. Становилось очевидным, что в условиях стремительного роста производства паровозная тяга не в состоянии дальше обеспечить быстрые перевозки на основных, наиболее загруженных перегонах, где учет ведется на минуты.
Бурцев, не забыл уральскую зиму, ледяные наросты на домнах, похожих на сталактитовые пещеры, не забыл и «снежные субботники», когда поголовно все население мобилизовалось на очистку путей. Пора, конечно, разрубить и этот узел. Однако весь огромный объем работы главный инженер оценил только тогда, когда вместе с заместителем директора комбината инженером Кращенко начал изучать проект электрификации внутризаводских путей. Предстояло от начала до конца восстановить и реконструировать своими силами большое количество электровозов, построить линии электропередач и тяговые подстанции, обучить кадры эксплоатационников. И все это в очень короткие сроки, в условиях, когда нельзя ни на минуту остановить движение поездов на перегонах.
Бурцев, однако, ошибся, полагая, что он сумеет безраздельно заняться делами электрификации. Жизнь ставила все новые и новые проблемы, которые требовали безотлагательных решений.
Когда он пришел к Носову со своими соображениями о проекте транспортников, директор комбината выслушал его и вдруг неожиданно сказал:
— А я ведь время зря тоже не терял. Знакомился с вашими соображениями об автоматизации станов. Преинтереснейшее, я бы даже сказал, увлекательное дело.
— Да, дело стоящее, перспективное, — ответил Бурцев.
— А как вы думаете, — спросил Носов, — сумеем мы вести одновременно все эти работы — аглофабрики, транспорт, автоматизацию? Не распылим мы силы?
— Думаю, что одно другому не помешает.
Носов закурил и молча несколько раз прошелся по кабинету.
— Ну что же, — решил он, — я беру на себя электрификацию транспорта, а вы двигайте вперед автоматизацию прокатных станов…
* * *Автоматизация! Идея, как будто и не новая. Мы видим триумфальное шествие автоматики во всех областях техники. Автоматическая сварка голым электродом, станки с приборами автоматического контроля, электронные и ионные приборы, автоматизированные гидростанции — все крупнейшие достижения передовой техники связаны с автоматизацией и телемеханикой.
И все-таки то, что задумали сделать магнитогорцы, — было оригинальным, захватывающе смелым.
Светлая и яркая мечта родилась здесь: полностью автоматизировать весь процесс прокатки металла, облегчить труд сварщика, вальцовщика, оператора, решительно подняться выше, на новую ступень культуры металлургического производства. Никто никогда еще до сих пор в черной металлургии не ставил проблему автоматизации с такой широтой и смелостью.
Знакомясь с планами автоматизации, Носов спросил у Бурцева:
— Какие конкретные задачи вы ставите перед автоматизаторами?
— Вы спросите лучше о другом, — ответил он, — какие задачи мы не ставим перед ними. Самые широкие задачи, самые смелые цели. Мы настолько технически и культурно выросли, что нам просто тесно в рамках старой техники.
— Старой техники? — удивился Носов. — Ведь у нас собрана самая передовая техника, какую только знает металлургия мира.
— И все-таки нам уже тесно. Кроме того, имеются причины, которые заставляют нас спешить с автоматизацией проката. Очень беспокоит разрыв между возросшим уровнем выплавки стали и возможностями ее прокатки. Надо поднять прокат, поднять во что бы то ни стало.
